Павел Врублевский, основатель компании ChronoPay,
впервые решил высказать публично своё мнение
о российской пенитенциарной системе.
Он отдельно отмечает, что это разовый монолог-рефлексия
о событиях его прошлой жизни.
Он просит журналистов не беспокоить его больше
вопросами связанными с местами заключения и дать
ему возможность спокойно заниматься бизнесом.
Предложение Бориса Титова по разделению предпринимателей и других заключённых в одних и тех же зонах, во-первых, нереализуемо, во-вторых, не является основной проблемой сегодняшней тюрьмы.
Начну со второго утверждения. На сегодня мы имеем исправительную систему, которая создавалась более полувека назад, когда требования к ограничению свободы были совершенно иными чем сейчас. Получается так, что жизнь на воле за 50 лет ушла далеко вперёд: появился интернет, компьютеры, сотовая связь. А в тюрьме какие порядки были 50 лет назад, такие же и остались.
Никакие новые технологии в правилах содержания заключенных просто не указаны, поэтому их использование не просто ограничено, а полностью запрещено. В тюремных правилах много внимания уделяется тому, сколько заключённый может писать писем, получать посылок, свиданий и телефонных звонков, но факт существования современных коммуникационных технологий игнорируется в принципе.
Результатом этого стал резко увеличившийся разрыв в качестве жизни человека находящегося на свободе и в заключении. Ведь разрыв увеличился и в качестве офлайновой жизни: даже в каком-нибудь Мухосранске уже есть парки, современные машины, телевизоры, компьютеры, айфоны и в целом благоустроенная жизнь (разве что велодорожки не везде), но качество тюремных учреждений точно то же самое, что и пятьдесят лет назад. Вышедшего через десять лет из тюрьмы бывшего заключенного уже не узнать: он как Монте Кристо или Человек в железной маске оказывается человеком полностью оторванным от сегодняшнего времени.
Поэтому основная проблема сегодняшней пенитенциарной системы такова: это всё возрастающий разрыв между жизнью на воле и в тюрьме. И, как следствие, всё увеличивающаяся тяжесть наказания за одни и те же преступления даже с одними и теми же сроками заключения: провести в тюрьме пять лет с 1995-го по 2000-й совершенно не то же самое, что отбыть наказание с 2013-го по 2018-й.
Простое отделение предпринимателей от остальных в тюрьме не поможет устранить этот разрыв. У нас сейчас в тюрьме вообще практически нет предпринимателей: благодаря либерализации законодательства предпринимателей теперь посадить сложно. Зато можно посадить мошенников, вымогателей, коррупционеров и растратчиков. Их и сажают, поэтому именно "предпринимателей" в тюрьме нет. Сама классификация заключенных по принципу "ты предприниматель, а ты нет" тоже вызывает вопросы: я находился в одном месте с такими же предпринимателями, как я балерина: они пальцами рук легко могли кого-то жизни лишить.
Симптоматично, что о качестве жизни в колониях сейчас ничего не знают сотрудники полиции, ФСБ, СК или прокуроры. Я лично сталкивался с тем, что они очень мало что знают про места заключения. Хотя казалось бы — ведь они входят вместе со ФСИН в одну систему. Но нет: силовики стараются как можно меньше знать и думать о том, что происходит в тюрьмах. Скорее всего, сработывает защитный механизм психики: не зная о том, в какие места вы отправляете своих заключенных, проще работать. Вдобавок, многие силовики сами постоянно ходят по краю или даже за краем закона, и думать о возможных последствиях для них психологически некомфортно.
Наказание отчасти смягчается тюремными порядками. Я читал об этом у Михаила Ходорковского, и сам придерживаюсь такого же мнения, что треть заключенных получает незаслуженно суровое наказание, хотя совсем невиновных в тюрьмах мало. Часто это относится к сидящим по статьям о распространении наркотиков: большинство таких заключённых являются их потребителями, а не продавцами. И даже если статья, с которой заключённый заехал на зону совсем не относится к "благородным", с ним поговорят и разберутся. И совершенно не факт, что заключенный только на основании уголовного дела станет на зоне изгоем: обитатели тюрьмы испытывают крайне мало доверия к обвинениям силовых структур и их доказательствам. К приговорам, разумеется, тоже слепого доверия нет.
Я видел хипстера-переростка, с библиотечным высшим образованием, работавшего в магазине торгующем игровые карты для игры Magic The Gathering, с татуировкой изображающей "Дары смерти" из Гарри Поттера: треугольник, круг внутри и вертикальная черта — типичный ролевик из Нескучного сада. Когда соседям по камере он объяснил, что это у него за наколки, их пять минут душили слёзы от смеха. В тюрьму он попал из-за того, что в компании друзей курил траву, а по просьбе одного из них, оказавшегося не другом, и приведшим его к контрольной закупке, съездил за порцией спайсов. Он что-то нарушил? Да. На двенадцать ли лет? Не думаю. Часть людей сидящих за изнасилование на самом деле является жертвой семейных разборок со стороны обиженных женщин. Виноваты они в том, что они кого-то обижали? Наверное, да. Виноваты они в изнасиловании? Далеко не всегда.
Почему-то с такими тонкостями приходится разбираться самим заключённым. Хотя на самом деле у нас был достаточно мягкий способ ограничения свободы, который сейчас практически не работает: колония-поселение.
Что такое колония-поселения на бумаге и в реальности
В идеале колония-поселение это аналог ссылки царских времён: нежелательное лицо живёт вдали от людей, думает над своим поведением, может пользоваться практически всеми свободами вольного человека, за исключением возможности выбрать физическое место пребывания. По закону заключённому колонии-поселения даже не обязательно жить именно в колонии: с разрешения администрации он может снять жильё рядом и жить в нём. Если приедет семья, то даже с ней. Лица направленные в колонию-поселение могут неограниченно пользоваться телефонной связью, могут не носить тюремную одежду и стрижку, имеют право пользоваться деньгами.
Но, поскольку ничего про компьютеры, интернет и сотовую связь в правилах содержания отбывающих наказание не сказано, то обитатели поселений не имеют права работать программистами, например. Хотя спросите у меня: готовы ли вы нанять программистов, которые отбывают наказание в колонии-поселении? Я скажу: "Почему нет?". При этом, конечно же, практически у каждого спецпоселенца есть сотовый телефон, но это незаконно и страшно опасно: поскольку ты пользуешься сотовым телефоном под угрозой "перережима"— если его найдут тебя могут отправить в обычную колонию, где условия содержания существенно жёстче.
И, возвращаясь к высказываниям Бориса Титова, я полагаю, что никакой возможности обеспечить разные условия заключения в рамках одного исправительного учреждения. Качество и порядки в колониях определяются на региональном уровне, не бывает так, что один хозблок "хороший", а остальные "плохие". Или одна колония в области очень "плохая", а другие очень "хорошие". Если кого-то из заключённых бьют в одной колонии Ярославской области, то это значит, что в этом регионе избиения заключённых это общая практика. "Качество" колоний различается на региональном уровне. В моё время самыми страшными считались исправительные учреждения брянской области, ими пугали и туда действительно отправляли проблемных заключённых.
Так что можно сделать?
Первое: пересмотреть реалии сегодняшнего содержания в тюрьме, включить в правила содержания заключенных и поселенцев положения о возможности, хоть и ограниченной, использования современных технологий. Полное их исключение порождает коррупцию среди сотрудников ФСИН, потому что заключенные всё равно находят способы получения сотовых телефонов. Понятно, что должны быть ограничения: например, можно пользоваться только специальным ФСИН-фоном и провайдером ФСИНнет, который пишет и снифит весь трафик. Хочешь программировать? Пожалуйста. Хочешь призывать на несанкционированные митинги? Нет, извини. Вот тебе предупреждение, будешь ещё раз так делать — поедешь в обычную колонию безо всякого интернета. Колонии-поселения надо превратить в ссылки золотого века Российской империи, когда социально опасные элементы жили относительно свободно, писали молоком из хлебных чернильниц, но на физически ограниченной территории.
Использовать трудовые ресурсы находящиеся в тюрьме только для пошива рукавиц и лесозаготовки нерационально. Я видел как лес, заготовленный заключенными, просто выбрасывали: он не был пригоден даже для того, чтобы сотрудники ФСИН его украли на баню. От этого страдают и сами заключённые, и их родственники. Нет сценария, при котором программист, попавший за решётку за фактически владение наркотиками и шьюший рукавицы, будет зарабатывать и приносить своей семье больше денег, чем программист, оказавшийся в поселении и занимающийся программированием. Пускай программирует — это выгодно и государству, и самому спецпоселенцу. Надо дать такую легальную возможность.
Сам ФСИН надо переделывать: ведь хотя треть заключённых и сидит по чрезмерно жёстким обвинениям, не являясь в целом злостными преступниками, две трети такими преступниками являются и с ними надо работать. Сотрудникам ФСИН надо платить больше раз в пять, чтобы у них не было стимула брать взятки, чтобы был стимул нормально выполнять работу по надзору над заключёнными, которым действительно не стоит разгуливать среди обычных граждан. Если существенно улучшить условия режима для спецпоселенцев, то наказания в виде изменения режима будет достаточно, чтобы отвратить их от злоупотребления этим режимом.
Второе: нужно улучшить условия пребывания и в колониях. Хотя в прессе, в том числе и в статье "Коммерсанта", постоянно рассказывается о том, как из заключённых предпринимателей выбиваются деньги, ситуация зачастую диаметрально противоположная. Предприниматели стоят в очереди, чтобы дать денег администрации колоний для решения бытовых проблем своего временного места пребывания. Например, в одной из рязанских колоний, с которой я знаком, было крайне низкое качество воды, с заключённых просто слезала кожа. У мужиков находящихся в ней было больше косметических средств чем у любой свободной женщины, но это не помогало.
Администрации тюрьмы заключённые предлагали дать денег и официальными путями, и неофициальными, лишь бы в зоне появилась система очистки воды. Но не было никаких путей решить этот вопрос, поскольку руководство колонии боялось стать соседями своих подопечных. Возможно, что создание частных тюрем, может решить эту проблему и реально повлиять на то, чтобы тюрьмы не просто изолировали заключённых и пугали их, но и способствовали их исправлению. На сегодня же тюрьма чаще временно изолирует заключённых, чем исправляет их.
Систему нужно не критиковать и подкручивать по-маленьку, а полностью переоценивать, производить научные исследования и изыскания. Для этого нужно привести правовую, судебную системы в такой порядок, которого нигде пока нет. Считаю, тема ждёт своего соискателя PhD или каких-то очень статусных и ценных наград.
Безусловно, что к каждому нарушителю нужен персональный подход, с людьми нужно работать, а не оставлять его в покое в надежде на то, что человек сам образумится. Нет ни одного логичного объяснения в единообразии подходов в наказании водителя-убийцы по глупости и настоящего убийцы.
Кроме того, подход «незнание законов не освобождает от ответственности» дефективен в условиях огромного количества законов в разных странах — даже юристы специализируются на какой-то узкой области, а требовать от туриста знать все законы посещаемой страны — бредовая затея.
Законы, касающиеся преступлений и наказания постоянно приходится переписывать и переоценивать, это как гонка вооружений между преступниками и правоохранительной системой.
Вкратце, мне кажется, что преступления бывают неумышленными и умышленными. При неумышленных человеку нужно вдалбливать знания в голову, чтобы в следующий раз хватило ума подумать. С умышленными можно разбить на категории нарушения: ценности, права, здоровье, жизнь. Ценности и права — чисто морально-этическая проблема, проще говоря, человека недовоспитали и нужно перевоспитать здоровую детину, почитать «что такое хорошо и что такое плохо». Осмысленное причинение вреда здоровью или умышленное лишение жизни — человек психически болен, есть специальные учреждения для этого, некоторых нужно изолировать от общества навсегда или постоянно держать на колёсах и следить за состоянием.
Всё сводится во всех случаях к активной промывке мозгов, не в общепринятом смысле, а реально вымывании говна из башки и заселением освободившихся пустот прекрасным.
Заметно, что пожар легче предотвратить, чем потушить (и дешевле), чем современное общество не считает нужным заниматься. ЕГЭ и родители-алкоголики — лотерея с выходным продуктом такой системы.
Я бы с удовольствием занялся исследованиями до конца своей жизни, если бы нашлись заинтересованные спонсоры, хотя не исключаю, что всё уже исследовано и придумано до меня.